Битва аферистов - Страница 3

— Поспрошать надоть у тех, кто знает.

Избушка, соскучившись мыкаться в одиночестве своих апартаментах, вышла на прогулку.

— Кыш, трухлявая! — отмахнулся дракон и замер. — А ведь и впрямь... сам Кощей теперь из укрытия носа не высунет, а его подручные... Делишки-то грязные кто за него делать будет? А инструкции лично давать станет, прямо из укрытия...

Избушка шарахнулась в сторону от рванувшего вперед дракона. Ойхо ворвался в операторную.

— Главный у него по этим делам Соловей. — Когти-ятаганы лихорадочно застучали по клавиатуре. — Вот он!

Аппаратура слежения, честно фиксировавшая всю авантюру, деликатно названную Алешей операцией «Закрома Родины», выдала на экраны одутловатую физиономию Соловья-разбойника во всех ракурсах. Анфас, профиль...

— Ну, нашел я его морду, а дальше что? — вновь затосковал дракон. — Башка моя тупая! Алешка бы сразу придумал, как злыдня поймать! Спеца надо... — Ойхо задумался. — Николай Семенович! — наконец осенило его.

Специалист по русскому стилю. Единственный преподаватель, о котором Алеша всегда говорил с искренним уважением. А после выпускных экзаменов, как утверждал сынок, даже помощь предлагал. Помощь нужна. Ох, как нужна!

Кроме Алеши с учителями раньше общалась только Яга — после неудачной попытки Ойхо лично нанять преподавателя русского языка и литературы. Бедная учительница, увидев морду дракона, вылезающую из стены, до приезда «скорой помощи» лежала в отключке. «Скорую» вызвал сам Ойхо и очень долго ее ждал, а когда врачи появились, неумело обложил их трехэтажными фразами из лексикона Яги, о чем сразу пожалел, так как вся бригада мед- братьев и сестер легла рядом с клиенткой. «Скорую» для первой бригады потом вызывала уже очухавшаяся учительница. Ойхо к тому времени благоразумно предпочел свалить.

— Значит, Николай Семенович.

Дракон настроил портал и стал ждать.

В этот день в доме Скворцовых было шумно. Серебряная свадьба набирала обороты. Наталья Васильевна с Николаем Семеновичем, гордо восседавшие во главе стола, в очередной раз целовались под радостные крики детей, их жен, мужей, прочих родственников и многочисленных друзей.

— Горько!!! — орали уже изрядно поддавшие гости.

«Молодожены», изобразив страстный поцелуй, оторвались друг от друга.

— Когда ж твой батя приедет? Задолбали! — с тихим смешком прошептал Николай Семенович жене. — Следующего, кто скажет «горько!», лично прибью вот этим полусладким, к которому даже приложиться не успеваю.

И тут раздался спасительный звонок.

— Петрович приехал!!! — возликовал Николай Семенович, бросаясь к двери.

Из прихожей некоторое время доносились вопли, похлопывания, очевидно по спине, и наконец в зале появился долгожданный тесть с дарами деревни любимой дочке и ее мужу. На старика тут же налетели внуки. Они помогли перетащить авоськи на кухню, но один дар отнять не смогли. Четверть крутого первача, настоянного на каких-то таежных травках Ромодановского края, Василий Петрович лично водрузил на стол. Гости восторженно взревели:

— Петровичу штрафную!

— Благодарствую. — Старичок опрокинул стаканчик, пожевал губами, потряс бородкой, а потом, опомнившись, крикнул: — Горько!!!

— Тьфу! — расстроился «молодой».

«Молодая» закатилась таким заразительным смехом, что все к ней присоединились, хотя и не понимали причины веселья.

— Теперь за гостей, — категорично заявил Николай Семенович.

Дружно застучали стаканы, и началось. «Молодожены» получили долгожданную передышку, ибо все внимание гостей сконцентрировалось на Василии Петровиче.

Читателю, вероятно, интересно знать почему? Старичок как старичок. Сухонький, суетливый, наивно хлопающий старческими бесцветными глазками, самый обычный восьмидесятилетний старичок. Но был у него один дар, за который его все обожали. Он был великий рассказчик. Великий рассказчик и безбожный врун. Он врал так вдохновенно, так поэтично и при этом так искренне верил в свои фантазии, что заражал этим слушателей. Разумеется, героем всех этих рассказов был всегда лично он, бравый солдат Василий Петрович Шебутнов. Почему солдат? Да потому что рассказы его всегда были о войне. Той самой, Великой Отечественной, на которой ему так и не удалось побывать в связи с редчайшим заболеванием, которое обнаружили у него врачи: плоскостопие плюс куча латинских терминов (в сорок первом его мама возглавляла медкомиссию при военкомате Ромодановского края). И пришлось бравому охотнику Василию Петровичу Шебутнову воевать на трудовом фронте. А ведь он из дробовика попадал белке в глаз! Одной дробинкой! Куда попадали остальные — значения не имеет.

Шолоховский дед Щукарь со своими байками и причудами рядом не стоял с этим природным гением. Что интересно, ни один рассказ тестя Николая Семеновича не повторялся. Похоже, Петрович, загнув одну байку, тут же забывал о ней, а потому на фронте ему приходилось нелегко. Он был и танкистом, и артиллеристом, и разведчиком...

— Так, Петрович, не пойму, почему в штрафбате-то? Вот так сразу и в штрафбат? Ни за что ни про что. Ты ж вроде не политический, не зэк?

— А... — Петрович небрежно махнул вилкой с нанизанным на нее ломтиком селедки, — морду полковнику набил.

— За что? — живо заинтересовались гости.

— Молодой был, — Петрович ностальгически вздохнул, — я с его пассией в медсанбате... ну... сами понимаете...

— Понима-а-ем, — загомонили гости.

— А он без доклада!

— Да как он смеет?! — искренне возмутились все, кто сидели за столом.

— Вот и я обиделся.

— Ну и?..

— Что — ну?! Ее в тыл, а меня в штрафбат.